Голубь и Мальчик - Страница 68

Я оделся и вышел во двор.

— Доброе утро, Иреле, — крикнул Мешулам. — Видишь, хорошо, что ты всё подстриг и почистил. Сейчас мы сможем разбить тут красивый палисадник.

Он мерил двор широкими шагами, размахивал руками, тыкал пальцем, делал то, что особенно любит, — указывал другим, что они должны делать.

— Раньше всего надо разровнять этот склон. Мы поставим тебе здесь стенку из камней и насыплем два-три грузовика земли. У меня есть человек, который привезет землю, взятую из глубины, без единого сорняка, но тебе это не будет стоить ни гроша, потому что он мне обязан.

И шепнул что-то дочери на ухо. Мне приятно было смотреть, как их плотно сбитые тела касались друг друга, с какой интимностью отец приблизил свой рот к уху дочери, с какой уверенностью дочь положила руку на плечо отца, погладила его, наделила силой и сняла боль.

— Я не хочу там одну большую стенку, — поспешил я возразить, прежде чем эти двое решат мою судьбу. — Я предпочитаю две-три террасы поменьше, и я хочу, чтобы здесь остался проезд для «Бегемота».

— Одна большая стенка лучше, — постановил Мешулам. — А для машины есть вся улица перед домом, зачем заезжать с полей, как вор? И надо спешить, потому что после лета придут дожди, всё поле внизу превратится в грязь и грузовики с землей не смогут подъехать.

Но Тирца тоже считала, что надо сохранить для «Бегемота» возможность проехать к дому сзади, через поля, и тоже думала, что несколько маленьких террас лучше одной большой стенки. Она даже предложила, чтобы я сам их и построил.

— Ты посмотри на него, Мешулам, — указала она на меня. — Его так и распирает от энергии, которую этот дом в него вселяет. Разве не стоит пустить ее в дело, чтобы зря не пропадала?

— Я ничего в этом не понимаю, и у меня нет никакого опыта, — сообщил я.

— А тут не надо ни того ни другого, — сказала Тирца. — Это черная работа, которую может делать любой осел. Я дам тебе свой пикап. Поезжай, поищи камни, нагрузи, привези, построй. Твое тело вроде моего, оно любит и должно напрягаться, а при расчете я тебе вычту эти террасы из общей цены.

Она бегло проинструктировала меня: терраса — это не дом. Для нее не нужны камни одного типа и формы. Наоборот, именно грубые, неотесанные, разные по размеру, качеству и оттенку камни — вот что придает террасе красоту и свое лицо.

— И не забывай, — крикнула она мне вслед, — что пикап должен потом выехать обратно на дорогу, поэтому не нагружай его так, чтобы он царапал землю брюхом.

Пикап, который одолжила мне Тирца, очень отличается от «Бегемота», который купила мне Лиора. Он грубый и тяжелый, а на каменистых дорогах при любом удобном случае задирает заднее колесо.

— Зато этот битюг всюду пройдет, — хвастается его хозяйка. — Его ничто не остановит, он себе будет пыхтеть и пыхтеть, когда твоя шикарная карета давно уже застрянет в какой-нибудь яме.

Я вел его осторожно, прислушиваясь к постукиванию двигателя и радуясь жесткости сцепления, изрядно подзабытой после автоматически скользящих переключений скоростей моего «Бегемота». Мои ладони лежали на руле в том же месте, где обычно лежали ее ладони, и мне казалось, будто я надел ее комбинезон и вдыхаю его запах, будто я ощущаю тепло ее бедер, которое впиталось в сиденье пикапа и сейчас подымается оттуда в мое нутро.

Через несколько минут, нырнув в мертвую зону за холмом, я остановился, чтобы заглянуть в бардачок пикапа. Человек должен знать, кто его подрядчик, особенно если это подрядчик-женщина. Я обнаружил тоненький сборник ужасающих хоровых песен армейских ансамблей, черные солнечные очки, прозрачную вазелиновую помаду, несколько пластиковых зажигалок, пачку сигарет, швейцарский складной нож среднего размера, связку из пяти ключей.

— Представьтесь, приятели, — сказал я им. — По одному, пожалуйста.

Я открываю дом, который она тебе строит. Я открываю дом семейства Фрид в Иерусалиме. Я открываю офис компании «Мешулам Фрид и дочь с ограниченной ответственностью». А я открываю шкаф с документами.

— А ты кто?

Молчание.

Я вышел из пикапа и открыл дверь заднего сиденья. На полу катались пластиковые каски рабочих, простые сандалии для прогулок, старые и изношенные, такие отличные от моих. Три бутылки минеральной воды, все три початые, туалетная бумага, резиновые сапоги. На сиденье — соломенная шляпа, цифровой фотоаппарат, влажные салфетки, крем для рук, несколько потрепанных книг, все до единой — переводы.

— У меня нет сил читать книги, в которых написано про нас, — сказала она мне потом. — Я предпочитаю читать о других странах и людях. — И улыбнулась: — Это твой единственный вопрос после того, как ты копался в моей машине?

За спинкой заднего сиденья я нашел буксировочную цепь с красными профессиональными скобами, веревки для обвязки груза, старый военный плащ, на воротнике которого выцвело имя старшего сержанта Гершона Фрида, пару рабочих перчаток. Затем я перешел к багажнику. Тут меня ждали все инструменты, необходимые грабителю камней: лом, кирка, еще пара перчаток. И облегчение: пятый ключ открыл запертый металлический ящик. Там я нашел еще несколько отверток и плоскогубцев, кофейный набор, маленький закрытый чемодан «Пеликан». Я открыл и его: чистое душистое платье, брюки с острой, заглаженной складкой, две блузки, две пары туфель, умывальные принадлежности, флакончик одеколона, еще один ключ, белье. Мое сердце — именно потому, что уже успело успокоиться, — застучало с удвоенной силой. Где ты проводишь время, Тиреле? И с кем? Когда ты наденешь это свое платье для меня? И этот очередной проклятый ключ — что происходит за его дверью?